От вида этой картины у меня начинается растроение личности!
Казалось бы, сюжет – известен: сабинянки останавливают битву. Напомню: у только что основанного Рима была очень странная демография: сто процентов населения составляли мужчины. Римляне намекали своим соседям сабинянам: мол, у вас – товар, то есть дочки, а у нас – купцов целый город… Но те от римлян воротили нос.
Тогда римляне организовали массовое похищение: пригласили соседей на праздник – и начали по условному сигналу хватать девушек.
Сабиняне, натурально, пошли на римлян войной. Но сборы в поход – дело долгое, и похищенные женщины успели к римлянам привыкнуть, а некоторые – и детей родить.
И вот, когда война наконец началась, в решительный момент битвы сабинянки с детьми на руках бросаются между своими отцами и мужьями. Успокаивают. Умоляют примириться.
Именно этот момент знаменитый француз Жак Луи Давид и изобразил.
Почему же на меня она такой внезапный эффект оказывает?
Потому что смотрю на нее я как бы тремя парами глаз одновременно.
Как ценитель прекрасного не могу не упрекнуть Луи Давида в излишнем педантизме. Стремиться к живописной гармонии – это прекрасно; но когда масти двух лошадей (в правой части) точно повторяют и цвет одежды, и цвет волос двух женщин в центре – это уже перебор.
Как историк я с готовностью «высвечу» для вас ряд деталей, неприметных, но важных для понимания картины.
Во-первых, все воины – голые! Эту деталь неприметной точно не назовешь. «Почему без штанов?» - этот вопрос возникает при виде картины чаще всего.
И если бы я получал рубль за каждый ответ… Стоп! Я же и получаю) В последних своих двух курсах я много времени уделил вопросу о наготе в античном искусстве. И как детям его объяснять, тоже рассказал. Поэтому сейчас повторяться не буду; лучше обращу ваше внимание на:
Капитолийскую волчицу на щите Ромула. Сразу ясно, где – кто.
А еще на стог сена, привязанный к шесту (на заднем плане справа). Плутарх пишет, что первые римляне использовали эту нехитрую конструкцию в качестве опознавательных знаков на поле боя.
Наконец, загнутый вперед колпак (на голове юноши справа). Назывался он «фригийским» и изначально ассоциировался с жителями Азии. Позднее в Риме такой колпак стали давать отпускаемым на свободу рабам. В итоге во времена Великой французской революции он стал символом свободы и борьбы с тиранией.
И тут мы подходим к третьему взгляду на картину: философскому. Какой смысл из нее можно вынести?
Современник художника однозначно увидел бы здесь политический призыв, и правильно бы сделал. Не забывайте: год создания картины – 1799. Десятилетний юбилей революции. Сколько народу уже полегло во имя свободы и братства, никто давно не считает. И в картине Давида явно читается призыв к прекращению гражданской розни: «Погорячились – и хватит».
И с этим призывом Алексей согласен.
А вот римский философ-стоик прочел бы ее иначе. Ему картина напомнила бы о вреде гнева. Этим чувством стоики занимались постоянно: один из трактатов Сенеки, который мы будем разбирать в будущем курсе по стоицизму, так и называется – «О гневе». И Сенека рассудил бы примерно так: сабиняне могли бы упорствовать в желании мести, а их дочери могли бы раззадоривать их гнев. Но они выбрали другой путь: смириться с тем, чего уже не исправишь, и подчинить свои чувства интересам общества. Молодцы.
И вот с этим Алексей решительно не согласен. Потому что такой подход чреват ужасными последствиями…
Какими именно – об этом в будущем курсе поговорим.
